Его сознание понемногу приобретало туманность, пока мужчина допивал последние капли виски, последним стаканом, которого его угостил господин некогда стремившийся работать у его отца. Стефан оглянулся и с печалью осознал, насколько ничтожно существование, тех, что считают ничтожными всех вокруг. Около него, сидело не меньше десяти человек, помимо них еще порядка двадцати стояли рядом и просили пополнять их фужеры все более крепкими напитками. Это общество было упадочным, разрушенным с самых его корней. Рожденные, чтобы быть стервятниками, подобно и самому Киану. Ему не пришлось выбирать свой путь, хоть он и считал иначе, выбор был сделан, причем задолго до появления первенца у тогда еще совсем молодых Рейвен и Уильяма. Если ребенку не давать воспитания, он просто начнет брать пример с тех, кто рядом с ним. Так и происходило во всех семьях людей, мнивших себя аристократами. А что же тогда аристократия такое? Временное положение, подкрепленное удачном выбором стороны? Стоит только Министерству пасть и в тот же миг, десятки, сотни тысяч станут точно такими же, равными аристократами, хватающимися за удачную возможность, за золотой билет в помпезную жизнь.
Может быть, лучше было бы отвернуться от всего пафоса этих городских доходяг, скрыться. Убежать в глухую даль, чтобы никто и ничто, не смогли потравить спокойную, размеренную жизнь. Быть собой, не статуей с набором фальшивых чувств и эмоций, а кем-то другим, тем, кто может быть счастлив. Тем, у кого счастья будет стоять ране, чем одно удовольствие. Конечно, Стефан не смог бы, нет, не потому что, он был слабоволен или имел недостаточную веру в самого себя, ему просто нравилось то, что он имел, нравилось, однако одновременно с этим, он и ненавидел всю свою жизнь. Всю, тогда, сейчас, потом. Будто по кругу неслись события , повторяя одно за другим. Что-то забывалось и становилось, словно в новинку, что-то до такой степени наскучивало, что мужчине хотелось выть от безнадежности, от которой он не имел возможности избавиться или отдохнуть.
Теперь, когда в его жизни появился друг, а именно им он считал свою супругу. Они не общались раньше, не любили друг друга , не были просто на просто близкими людьми. Однако, сейчас он без труда мог заключить, что именно Пенелопа была его первым и единственным другом. Никто ранее не готов был заботиться о нем вопреки своим неудобствам или же бескорыстно. Миссис Мальсибер же не только не упала в грязь лицом перед ужасающей реальностью в виде брака с нелюбимым и чудовищным человеком, более того, она рьяно боролась за свою жизнь, в тоже время, не забывая о своем долге быть женой. Киан мог бы быть благодарен ей, и был бы, если бы умел выражать подобную эмоцию. Он был словно немой, когда дело доходило до человеческих эмоций. Не понимая, что то, какой он есть, страшная погрешность его родных и главным образом его самого. Вплоть до того времени, как осознание пришло к нему, мужчина и не думал что либо менять, оставляя все последствия на волю случая. Ведь ему никогда не приходилось беспокоиться о ком-то настолько близком и дорогом, чтобы избежать душевных мук.
Мужчина смотрел в одну точку, будто заворожённый, а кто-то сзади подталкивал его в спину, судя по всему намекая на то, что раз уж его стакан пуст, пора бы и освободить место для следующего пропойца.
Шум музыки заставлял проходить вибрации по полу, а для Киана она была чистой воды мучением, выстреливая в левый висок. Головная боль для него уже давно стала обычным делом. Когда работа занимает большую часть жизни, переутомления или головные боли становятся неизбежными. Мужчина вглядывался в толпу безнадежных сплетников, пытаясь высмотреть ту, что еще являла для него надежду о здоровом собеседнике. Но в пределах его обзора, девушки не было. Как и не было, на том, месте, где с час назад они разминулись. Притянув галстук, так, чтобы его внешний вид снова обрел, как и всегда аристократичный характер, Стефан двинулся оглядывать все помещения, которые только могли быть в этом абсолютно необъятном доме.
Некоторые женщины, проходившие мимо, проводили по его плечу рукой, как бы напоминая о своей персоне. По видимому, с кем-то из них, некогда Стефан имел связь, которая теперь не занимала его ни на йоту. Кто-то здоровался с ним, после чего немного потрепанному мужчине, приходилось собирать всю свою волю в кулак, и доброжелательно улыбаться в знак уважения.
Проходя мимо одной из не менее грандиозных комнат, чем центральный зал, Киан случайно обратил внимание на подол платья, так сильно знакомый ему. По мере того, как его взгляд изучал тыл незнакомки все выше и выше, он, наконец, узнал в ней свою собственную жену, которая так не кстати направлялась в сторону балкона вместе с каким-то молодым человеком.
Ему хватило пяти минут, не смотря на то что, мужчина всегда принимал решения молниеносно, выпитое все же сделало свое дело, притормаживая события в его голове, но не в реальности.
Не теряя всей статности, что была присуща ему, Стефан медленно прошел к балкону, а затем и перешагнул невысокий порог, за которым буквально секунду назад шла оживленная беседа.
Молодой парень сразу же обратил внимания на Мальсибера, сжав губы в тонкую линию, в то время, как Пенелопа вглядывалась в бесконечные дали лесного простора, на который выходили окна Лермана. Киан не удостоил паршивца даже мимолетного взгляда, его интересовал разительно иной объект.
Когда он подошел почти впритык супруге, она, наконец, собралась обратить на него внимание, однако Стефан провернул все куда более прытко. Схватив жену одной рукой за аккуратную талию, другой же обхватывая ее затылок, не давая ей нарушить его задуманные планы. Девушка, было, хотела что-то произнести, когда губы мужчины прикоснулись к ее мягким губам, даруя радикально противоположный поцелуй, тому единственному, который произошёл между ними на церемонии бракосочетания. Это было необычайно по-новому, и что удивительно, Киану нравилось. Он всего лишь хотел, показать ненавистному сопернику, что Пенелопа принадлежит только ему, а в результате обрел непривычное для себя чувство. Поцелуй длился недолго, хотя для него он, казалось, длился целуй вечность. Мальсибер отпрянул, Аэрин смотрела на него, будто увидела его в первый раз, а он искал себе оправдание, в то же время готовый накинуться на девушку с упреками о неразборчивости собеседников. Он смотрел на нее, сам поражённый, тем, что сделал, но все еще такой же уверенный в себе.